читать дальшеАндерсен боялся отравления, ограбления, соблазнения и сумасшествия; собак и потери паспорта; смерти от руки убийц, в воде, в огне и возил с собой веревку, чтоб в случае пожара вылезти в окно; погребения заживо, и клал у постели записку "На самом деле я не умер"; трихинеллеза, и не ел свинины; был подвержен агорафобии и свирепой ипохондрии; тревожился, что не так заклеил и неправильно надписал конверт; неделями переживал, что переплатил за билет или книгу. Всю жизнь мучался от зубной боли, а в старости у него болели даже вставные зубы. И, конечно, был страшно мнителен по части своей наружности - ему казалось, что над ним смеются. Над ним и смеялись. Отношения с жизнью никогда не бывают односторонними:если это любовь, то только взаимная. Нельзя с нелюбовью относиться к жизни и ждать любовных флюидов в ответ. Только тот, кто боится быть смешным, плюхается в лужу. Андерсен вдумчиво позировал перед фотоаппаратом: известно более полутораста его портретов. Он считал свой правый профиль выигрышнее левого, подолгу изучал снимки - словно каждый раз надеясь, что увидит нечто иное. Он умер девственником, мучаясь страхом так и не совершенного греха. Влюблялся, хотел жениться, но добропорядочных женщин пугал: его любовные письма так безумно пылки, что уже и просто безумны. Легко предположить, что такова и была их истинная глубинная цель: напугать и оттолкнуть. Во всяком случае, от этих женщин он слышал ответ, вложенный им в уста героини истории "Под ивою": "Я всегда буду для тебя верною, любящею сестрою, но... не больше!" Что до женщи недобропорядочных, то их Андерсен боялся так, как боится, вожделея, любой подросток: ощущение, известное каждому мужчине, с той лишь разницей, что подростковость Андерсена длилась до старости. 29-летним в Неаполе он записывал в дневнике впечатления от встреч с уличными проститутками: "Я все еще невинен, но кровь моя горит". А будучи за шестьдесят, ходил в бордели - не на родной Остергаде, а в Италии и особенно в Париже - но только беседовал со шлюхами, которые удивлялись и даже настаивали, но он уклонялся. Позднейшие исследователи, конечно, выявили Андерсена-гомосексуалиста и Андерсена-педофила. Действительно, его письма к сыну своего покровителя Эдварду Коллину, танцовщику Шарфу, молодому герцогу Веймарскому - вполне "любовные" на сегодняшний вкус. И трудно не содрогнуться, читая: "Мне нравятся дети... Я частенько подглядываю за ними сквозь гардины... Ну и потеха наблюдать, как они раздеваются. Сначала из-под рубашонки выныривает круглое плечико. За ним ручонка. Или, вот, чулок. Его стягивают с пухлой ножки, тугой, в ямочках, и, наконец, появляется маленькая ступня, созданная для поцелуев. И я целую ее". Все так, однако потомкам легко перепутать изыски сентиментального стиля с саморазоблачениями. Вот что несомненно в сказках и историях Андерсена - крайняя жестокость по отношению к женщине. И шире - к молодой цветущей красоте. Обилие смертей ошеломляет - на уровне кинотриллеров. В андерсеновских сказках часто мучаются и умирают дети, но больше всего достается девушкам: "Палач отрубил ей ноги с красными башмаками - пляшущие ножки понеслись по полю и скрылись в чаше леса". В этой зловещей мультипликации звучит мотив прославленной "Русалочки" - надругательство над женским телом. Бронзовый памятник страху телесной любви стал символом Копенгагена. К этой статуе идет поток туристов - от Новой королевской площади мимо монументальной Мраморной церкви, мимо уютного православного храма, мимо элегантного дворца Амалиенборг с одной из самых изящных в Европе площадей: мимо всей этой рукотворной красоты - к рукотворному воплощению ужаса перед красотой. Русалочка сидит у берега на камне, поджав хвост, склонив голову, которую однажды ночью отпилил такой же неутоленный мастурбатор, как Русалочкин создатель. Его так и не нашли, а голову приделали новую, не хуже прежней - не в голове ведь дело. Странно, если вдуматься, что талисманом полного красивых женщин, свободного в нравах, теплокровного города стала девушка, которую оснастили рыбьим хвостом, навсегда сдвинув ноги.
Неиного о грустном
Ганс Христиан Андерсен добился мировой славы при жизни, но до конца своих дней остался одиноким. Некоторые исследователи считают, что великий сказочник Андерсен недолюбливал детей. Как и великий русский писатель Лев Толстой. Действительно, некоторые произведения Андерсена наводят на подобные мысли. Например, в сказке "Девочка, наступившая на хлеб" маленькая героиня расплачивается за свой поступок муками ада - ни больше, ни меньше. читать дальше
читать дальше
читать дальше